Наследник из Калькутты - Страница 51

— Благодарю вас, сэр.

— Дэзи, теперь приготовь своему гостю пакет. Он отнесет его домой, другим членам семьи. Расскажи мне, Томас, как поживает миссис Бингль.

— Сэр, когда мама привела нас в доки мистера Паттерсона, Джорджа поставили на разгрузку леса, а меня — убирать стружки и опилки. Там, на верфи, их были целые горы. Я возил их на тачке и отбирал мелочь от больших обрезков. Большие продают на дрова подороже, а мелочь покупают бедняки. Там работает много других мальчиков. Мы с Джорджем приходили в доки к шести часам утра, а в девять вечера возвращались домой. Мне казалось, что это длится целый год, а прошло не больше месяца. Потом к нашей соседке тете Полли — знаете, к той старухе, у которой раздавило сына при спуске нового корабля, — приехала одна леди...

— Очевидно, из твоего комитета, Дэзи. Продолжай, мальчик.

— Нет, эта леди была не из комитета. Леди из комитета всегда долго говорят о спасении души, дают несколько пенсов и обещают прислать поношенное платье. А это была красивая, молодая, очень добрая леди. Когда тетка Полли рассказала ей о гибели своего сына Майка, молодая леди заплакала. Потом через несколько дней наш управляющий, мистер Чейзвик, позвал тетю Полли и сказал, что ей пойдет пенсия, а за квартиру уплачено вперед за целый год.

— И тогда твоя мать тоже обратилась к этой леди?

— Да, сэр, моя мама разузнала, кто была эта дама, и сама пошла к ней со мной — далеко, за двенадцать миль от города. Леди говорила с мамой в парковой беседке, и с тех пор у нас все переменилось. Меня отдали в школу мистера Чейзвика, и я уже умею писать и решать задачи. Джорджа взял в обучение мистер Барлет, старший чертежник на верфи. Теперь Джордж научился здорово рисовать корабли и уже зарабатывает деньги чертежами, ему ведь пятнадцать! Мистер Барлет говорит, что, если Джордж и дальше будет, учиться, из него выйдет настоящий художник... А когда мама сдаст нашу вторую комнату какому-нибудь тихому жильцу, тогда мы заживем совсем хорошо.

— А ты не узнал, как зовут эту даму? Видно, она очень богата, если может обеспечить благополучие двух семейств сразу? Дэзи, кто бы это мог быть из здешних благотворительниц?

— Не знаю, Уильям, и впервые слышу об этой таинственной особе...

— Я знаю ее имя, сэр! Она помогла и нашему старому Паткинсу, который оттяпал себе топором пальцы на левой руке. Он теперь живет у нее в Ченсфильде домашним столяром... Ее зовут леди Эмили Райленд, и... она самая красивая леди в целом графстве!..

2

Прошли праздничные дни. Мистер Уильям Томпсон давно позабыл и маленького гостя, и рождественскую ветку омелы. С каждым днем у старого адвоката все больше забот. Прежде он всегда радовался, когда краснорожий почтальон слезал с дилижанса перед дверью конторы, втаскивал наверх потертый кожаный мешок и выкладывал на столе Дженкинса, старшего клерка, пачку газет, журналов, запечатанных пакетов и конвертов с деловыми и дружескими письмами. Теперь не то! Торопливые письма, хлопотные, неприятные дела, тревожные вести... Будто сама река времен изменила течение, стала быстрее, мутнее: видно, и ее заставили крутить фабричные колеса! А он, доктор прав и королевский адвокат, уже сделался стар для этого водоворота...

Январским вечером, когда в желтом свете фонарей, висящих над каменными арками ворот, тихо реяли сухие снежинки, мистер Уильям Томпсон пешком возвращался из конторы домой. Как любил он прежде эту привычную, неторопливую прогулку! Сколько славных судейских речей он обдумал на этих знакомых узких улицах!.. На ходу так хорошо слагались плавные фразы, вспоминались ораторы древности, Цицерон... Ох, у Цицерона не было тех забот, которые ныне выпадают на долю юриста! При Цицероне чернь было легче держать в повиновении, чем этих, нынешних... Римская чернь бездельничала, довольствуясь крохами с патрицианского стола, жила «хлебом и зрелищами», а эти... эти создают все богатства нации: их руки должны быть проворны, а головы — покорны! Самое опасное — если они сами поймут свою силу, ибо их много, целые толпы. Собранные воедино на фабриках, они легко могут сговориться... Это страшно!

...Вон за городом виден багровый отсвет. Это дальний отблеск огней над рудником.

День и ночь скрипучий ворот поднимает там из-под земли огромные плетеные корзины с черным земляным углем. Над рудником всегда стоит грязно-белое, с красным отблеском облако. Это — пар, новая стихия, рожденная слиянием двух древних стихий — огня и воды. Огненные машины, громоздкие и неуклюжие, похожие на грозных идолов древности, пыхтят и тяжко вздыхают; качаются тяжелые коромысла над паровым цилиндром, и с каждым вздохом машины в небо взлетает новое облачко пара... А под землей, в ходах и штольнях бультонской шахты, живут люди, живут при тусклых свечах целыми семьями, с детьми и женами, редко-редко поднимаясь на свет божий. Это не преступники, не колодники, это просто крестьяне, «выгороженные» со своего клочка земли, или иные обездоленные бедняки. У них на шее железные обручи; на обручах выгравирована фамилия гордого владельца угольных копей — сэра Гарри Хартли графа Эльсвика. В газетах пишут, что в парламенте теперь как раз обсуждается прошение рудокопов о снятии этих шейных обручей...

А вон там, вдоль реки Кельсекс, на дальних окраинах Бультона, где теряется нескончаемая Соборная улица, громоздятся новые фабрики мистера Райленда — суконные, хлопчатобумажные, канатные...

Старый адвокат вспомнил, как совсем недавно в сопровождении управляющего «Северобританской компании» мистера Ральфа Норварда он осматривал эти фабрики, уже работающие и еще строящиеся... Мистеру Томпсону запомнились дети — маленькие, тщедушные фигурки, иные в деревянных башмаках, иные — на высоких колодках, чтобы детские ручонки могли дотягиваться до станков... Одна маленькая, пяти-шестилетняя девочка потеряла колодку и споткнулась. Мастер сердито схватил колодку и ударил девочку по голове... А женщины-работницы!.. Худые, ко всему равнодушные, с землистыми лицами, с тощими, уродливыми руками... Придаток к машинам, что ж поделаешь!